Миа Коуто и африканское рабство вины

В Folha de São Paulo мы читаем текст «Африканцы были не только жертвами колонизации, — говорит писательница Миа Коуто». В нем мы видим, что «Необходимо смотреть на Африку с ее сложностью, включая степень вины, которая была у людей с этого континента в самой истории колонизации». Так говорит мозамбикка Миа Коуто. Далее в тексте воспроизводятся извилистые и скользкие утверждения писателя, такие как «Африканцы не всегда были только жертвами, и принятие этой границы вины возвышает нас. Потому что это не сводит нас к объектам в действиях других. Да, это была история господства и геноцида, но африканцы не всегда были пассивными объектами».

И еще от писателя: «Упрощение континента, возможно, помогло, когда нужно было заявить, что у Африки есть культура и история — мы, африканцы, сами говорили об одной Африке. Но затем мы создали дифференцированные идентичности и голоса, мы всегда были множественными».

Здесь мы снова можем отметить, что можно говорить большую ложь с частичной правдой. Помните антологическую рекламу Washington Olivetto, реконструирующую ужасную фигуру с лестными ссылками? Ролик рекламы говорил точками на экране: «Этот человек забрал разрушенную нацию. Он восстановил ее экономику и вернул гордость ее народу. За первые четыре года его правления число безработных сократилось с шести миллионов до девятисот тысяч человек. Благодаря этому человеку валовой внутренний продукт вырос на 102%, а доход на душу населения удвоился. Этот человек любил музыку и живопись. А в молодости он мечтал о карьере в искусстве». Затем баллы были уменьшены, и появился образ Гитлера, чтобы сделать вывод: «Вы можете наговорить кучу лжи, говоря только правду». Вот видеоклип:

Без ресурсов пропагандистского видео мы можем шире взглянуть на частичную правду Миа Коуто. Теперь сказать, что африканцы продавали африканских рабов, и остановиться на этом как на признании вины, значит «забыть», что эта торговля была стимулирована, создана или произведена португальскими колонизаторами, которые сковывали мужчин, женщин и детей. вместе, как звери и товар, в крупнейшем вынужденном переселении народов в истории. Историки даже говорят о ошеломляющих 100 миллионах человек, вынужденных покинуть родину. Нельзя не видеть, что работорговля была движущей силой колонизации Бразилии. Таким образом, прямо и на первый взгляд наивно заявить, что африканцы частично виноваты в порабощении, было бы то же самое, что обвинять рабочего, продающего свой труд капиталисту. Он делает, не так ли? Несомненно то, что эти вещи произносятся так, как если бы они были ничем, в риторическом ресурсе, который я бы даже сказал мошенническим. Негры поработили негров, верно? Да. Но сказать, что белые заставляли черных продавать других черных в рабство, значит скрывать жестокую эксплуатацию португальских купцов.

Когда Миа Коуто заявляет, что «мы, африканцы, сами говорили об одной Африке, но затем мы построили разные идентичности и голоса, мы всегда были множественными». Африканцы вполне могли бы спросить:

– Мы, кто, бледнолицый?

На самом деле, Миа Коуто знает о роли, которую его товарищи-колонисты сыграли в Мозамбике. И косвенным образом, потому осознавая шаг, который он делает, он обходит стороной преступления колонизации Африки. Я заметил это в Ресифи, когда он пришел на лекцию в UFPE 24 октября 2012 года. Там Миа Коуто среди дружелюбия и легкости говорил и строил более серьезную речь, которая, несмотря на видимость дружелюбия к миру , потряс меня, как удар в живот. Там он говорил:

– Я видел, что вы объявили, что я буду выступать здесь на тему «Литература, идентичность и память». Но я не готовился, у меня не было времени подготовиться. Или я ошибся, думая, что меня ждет обратная тема. Думаю, мне лучше поговорить о Забвении. В этом я опираюсь на недавние события в истории мозамбикского народа. В Мозамбике считалось, что лучше всего забыть о травмах войны. Это была стратегия мира. Чтобы продолжить наше путешествие без войны.

Или как на днях опубликовали газеты Ресифи:

В хорошем настроении писатель сказал, что, по его мнению, тема лекции была о Литературе и Забвении, а не о Личности и Памяти. «Я достиг определенного момента в своей жизни, и я думаю, что лучше забыть, чем помнить», — заявил он, отметив, что процесс забвения был важен для Мозамбика, чтобы преодолеть гражданскую войну, которая преследовала страну в течение 16 лет. в смысле не держаться за старое соперничество. Сказав, что прошлое было конструкцией того, что люди изобрели для себя, Миа выделила забывчивость как способ формирования идентичности, дав понять, что у каждого человека есть множественная идентичность.

Такая резкая фраза о забвении достижения мира была больше, чем ударом, это была пуля в самое сердце. Он ввел примирение между обидчиками и обиженными после войны. Поэтому, когда публика, которая должна была состоять только из поклонников, получила слово, я попросила микрофон. Затем я счел себя обязанным нарушить компанейскую атмосферу встречи в университете. И нервно я сказал примерно следующее:

– Миа, вы сказали, что в процессе восстановления Мозамбика забвение было принято как стратегия мира. Вы, как писатель, должны писать лучше, чем говорите. Ваша фраза «забвение ради мира» очень опасна в данный момент в Бразилии. Вот мы и подошли к моменту Комиссии Памяти и Правды. Мы не можем забыть, Мия. Обратите внимание, что даже забвение, любое забвение, не является абсолютным. Как можно забыть преступления диктатуры? Из того, что вы говорите, не было бы ни Нюрнбергского трибунала, ни охоты на нацистских преступников, потому что они все были бы забыты.

В аудитории повисло смущенное молчание.

Затем в ноябре он вернулся в Пернамбуку и перебрался во «Флипорту». 17-го он был на собрании и читал лекцию вместе с писателем Агуалусой. Зал снова был полон. Я смотрел его лекцию на большом экране снаружи. И без предупреждения Миа Коуто вернулась к теме памяти, того, что забывают, чтобы обрести покой. Или, как перевел портал G1:

В ходе беседы, отвечая на несколько вопросов из зала, единственным моментом, по которому возникли разногласия, был вопрос о памяти. Для Миа есть возможность забыть об этом, чтобы избежать прошлых ошибок. Агуалуса должен столкнуться с этим лицом к лицу. Миа оправдывается тем, что вспоминает Гражданскую войну в Мозамбике, которая длилась 16 лет и унесла жизни 1 миллиона человек. «После этого предмет никогда больше не упоминался, как губка, которая вытерла его из памяти. […] Люди решили закрыть его крышкой, чтобы демоны не вернулись. Это большее желание, которое было желанием мира», — прокомментировал он. «Я не извиняюсь за то, что забыл, но в случае с Мозамбиком это было найденное решение. Литература спасает это время и может совершить этот визит, не обвиняя и не обвиняя», — добавил он.

Тогда, 17 ноября, я делал записи в блокноте. Я написал:

«Память — это женщина. Она не забывает. Миа предполагает забывчивость Мозамбика. Миа релятивистка, когда говорит, что память тоже помнит ложь. Тезис, дорогой реакционным СМИ. Память об Африке основана на стереотипах жертвы…», — говорит он так, как будто он португалец, стыдящийся своего колониального прошлого. Миа также подтверждает лекцию UFPE, когда делает заявления с крылатыми фразами, достойными артиста. «Диктатура реальности — худшая из возможных диктатур», — говорит он. Фантазия уважаемой публики разыгралась».

Теперь, на этой неделе, он возвращается с сокрытием преступлений, с позором колониальной жестокости, сводя ее к пунктам соучастия африканцев, продающих африканцев в рабство. Он выдвинул свои мемуары за мир… В конце отмечу, что эти заявления, за которые он иногда извиняется, не являются оплошностью. Они представляют собой систему. Система исключения преступлений португальской колонизации Африки. Цивилизованный мир должен протестовать против новой истории этого позора.